Надо понимать, что нацистские практики в Германии умерщвления «низших рас и категорий людей» (кроме евреев и цыган было также систематическое убийство геев, свидетелей Иеговы, журналистов, коммунистов и социал-демократов, психически больных, и т.д.) возникло не на пустом месте. Первая треть ХХ века – это время мечты высшей интеллигенции и учёных, а также бюргеров по селекции людей, евгенике. Понятно, откуда это взялось. Буквально в жизни 1-2 поколений города Центральной и Восточной Европы наполнились миллионами вчерашних крестьян. Это казармы для них, грязь, скученность, нищета, преступность и социальные болезни – от рахита до сифилиса.
Западная Европа – Англия, Голландия и Бельгия, Франция – прошли этот процесс ранее и он был более плавным, на протяжении столетий. Хотя и там «прото-евгеники» вдоволь наупражнялись в истреблении городской бедноты – вчерашних крестьян: это и английские законы о бродяжничестве и работные дома, это высылка бедноты за малейшие преступления в колонии (так, например, наполнялась Австралия), тюрьмы и казни.
А в Центральной и Восточной Европе это всё пришлось на век индустриализма, и, главное, как уже говорил выше, произошло очень быстро. Например, Пруссия в начале XIX века имела всего 10-12% городского населения (примерно как Россия в начале ХХ века), а уже в 1930-х – больше 50%.
Отсюда возникновение фашистских и нацистских (или близки к ним по духу), шире – корпоративистских режимов в 1920-30-е в Германии, Италии, Испании, Венгрии, Прибалтике, Польше, Румынии и т.д. И везде был применён механистический подход к «излишним массам».
Кстати, оттуда же растёт и поддержка западных интеллектуалов ГУЛАГа в СССР, а также процессов над врагами народа. Ими этот процесс воспринимался технократически, с одной стороны как перевоспитание «зверских масс», с другой – дорога в технократический рай выложена жертвами. Те же французы за десятилетие после своей Великой революции истребили 10% населения, это как минимум не меньше, чем при Сталине. А потом и наполеоновскими войнами прошлись по генофонду. И ничего – никому, кроме маргиналов, и сегодня во Франции не приходит в голову каяться за дела дедов. «Всё правильно якобинцы и прочие товарищи делали!»